Начало игры

Летний теплый денек плавно перетек в сумерки, а затем и в прохладу вечера, но сегодня двери "Капитана Немо" не распахнулись, как обычно, навстречу гостям. На двери весела скромная табличка "спецобслуживание", разгоняющая голодных прохожих и праздных  гуляк. Большой зал  ресторана был полон молодых, уже  подвыпивших мужчин, играла музыка, веселье явно набирало обороты.   
Мальчишник. Последнюю холостяцкую гулянку перед свадьбой отмечал то ли двоюродный, то ли троюродный племянник хозяина заведения. Соломон, не будучи силен в премудростях родственных связей, и сам не мог точно сказать, кем приходился ему Давид. У матери был двоюродный брат, у того брата был сын, и вот уж тот сын был отцом двадцатипятилетнего молодого еврея сейчас пропивавшего  свободу беззаботной холостяцкой жизни в ресторане своего дядьки. А по большому счету, парня вполне можно было считать приемным сыном четы Фаволоро.  Соломон привез его из Израиля, когда мальчишке едва исполнилось четырнадцать. Вот ведь судьба. Отец мальчика несколько лет вместе с будущим капо оттрубил шестеркой в Семье без единой царапины, а погиб по дурному, в Хайфе, вместе с женой во время обстрела, когда приехал навестить семью.   Так и попал осиротевший мальчишка в Новый Свет. Впрочем, Соломону было грех жаловаться. Бездетная Аманда, не родившая ни от первого, ни от второго мужа, с головой ушла в воспитание приемыша, а попозже, когда племянник подрос, дядька весьма успешно пристроил его к общему  делу, просветив о Семье и своем настоящем бизнесе.
Сегодня в "Немо" гуляла молодая поросль Семьи Кальпони, пропивая "брата" перед "священным таинством брака". Именно так, с романтичным придыханием,     называла предстоявшую свадьбу Аманда, в последние несколько недель не дававшая покоя ни "сыну", ни мужу, ни молодой евреечке с исконным именем Руфь и черными глазами на выкате. Давид ворчал по молодости, что мама всех с ума сведет, Соломон посмеивался, а будущая невестка смотрела на молодящуюся свекровь с обожанием, самозабвенно роясь с ней в каталогах и доводя до инфаркта продавцов из самых модных свадебных салонов.
"Ах, Соломон, ты обязательно должен это видеть. Это та-а-кая прелесть! Хиггинсы умрут от зависти, если наш Давидик.. ." и бла-бла бла-бла, бла-бла, бла. 
В последнее время с этой фразы начиналось каждое утро капо, развозящего жену с будущей невесткой по "очень важным делам". Нет, он мог, конечно,  рявкнуть,   свалить женщин на шофера, но.. а как рявкнешь, когда одна, словно вспомнив ушедшую молодость, похорошела лет на двадцать, а вторая смотрит та-а-акими полудетскими черными глазами- "ну дядяяя Соломон!", что рука сама тянется к ключам от машины?
Слава Богу,   скоро все это, с маршем Мендельсона  и ребе, должно было закончиться. Отсидев положенные час -полтора с "мальчиками", поздравив племянника, Соломон смог наконец уйти в малый кабинет ( так назывался кулуарный приватный зал ресторана), где был накрыт ужин на двоих. Он ждал личного гостя, сидя в полу кресле, в комнате, освещенной только свечами на столе. Охраннике на входе были предупреждены, что должен придти некий Джон Ривз, и что его следует проводить к хозяину.
Сейчас  в малом кабинете была тишина. Вкусно пахло расставленными на столе холодными закусками, тонким ароматом вина и коньяка, едва ощутимым дымом сигареты.  Лишь из общего зала приглушенно доносилась музыка. То еврейская, то итальянская, то популярные шлягеры, почитаемые гуляющей молодежью.

Придет, или не придет? Этакая игра в гадалки, о существовании которой Соломон давно уже забыл, сейчас, неожиданно для него самого, всплыла из далекой молодости, когда эмоции бушевали подобно вулканам, по поводу, и без повода. С возрастом все эти страсти романтизмов, влюбленностей, душевных метаний погасли, оставив здоровый секс в семье, а еще чаще на стороне. Привлекательных мужчин и женщин много, а жизнь одна. Так зачем ограничивать себя  в удовольствии?
Сегодня же, то ли резвления молодых, полных иллюзий и необузданных желаний,  кобелей за стеной, то ли воспоминания о многообещающих губах американца, напомнили о временах когда влюблялся, горел, терял голову от одного только имени какой-нибудь Софи или Исхака.
Джон Ривз... Джон Ривз с невыразительным,  средне статистическим американским именем,  плутовскими, лисьими глазами, чувственным ртом и горячей, ласковой, как песок на пляже во Флориде, ладонью.
Придет, или не придет? Да, тот позвонил, да, принял приглашение на ужин, договорился о встрече, но не молодой еврей спинным мозгом чувствовал, что Хулиган из тех "Вольных Ветров", что могут поманить, покрасоваться, дать чуть -чуть "надкусить лакомый кусочек", и, вильнув кокетливым хвостом, продинамить, как пацана.
Придет, или не придет? В третий или четвертый раз за вечер задавал он себе вопрос, неторопливо потягивая коньяк в кресле за накрытым столом, когда  дверь открылась, и широченная, белозубая улыбка знающего себе цену лиса словно сделала уютный полумрак кабинета немного светлее.
Он ждал, но не засуетился, не поднялся сразу навстречу, давая паузе созерцания наполнить комнату. А посмотреть было на что. Взгляд темных, еврейских глаз откровенно скользнул по белой полосе зубов, тронул губы,  легко коснулся голубых озер, очертил подбородок, словно ладонью погладил. Забрался в глубокий, провоцирующий разрез рубашки, и там разгулялся всласть, наполняясь чувственностью, пощупал, потрогал, погладил, одобрил и расцвел мужской. плотской, приглашающей улыбкой.
Поставив недопитый бокал на стол, мужчина поднялся, подошел, не спуская блестящих в темноте глаз с гостя, протянул руку, но не пожал нейтрально, по-мужски. И как женщине при встрече не поцеловал. Тесно, интимно, ладонью к ладони, переплелся пальцами  правой с левою, и,  не склоняя головы, как перед прекрасной половиной, глаза в глаза вжался губами  в наружную часть кисти. Обнял, опоясал плечи свободной рукой, неумолимо сокращая, ломая  дистанцию неловкости краткого знакомства
-На сегодняшний вечер мое скромное заведение к Вашим услугам, Джон. Я очень рад, что вы приняли мое приглашение... на ужин.

Отредактировано Соломон Фаволоро (2012-12-29 23:55:55)

-При всей Вашей безусловной привлекательности, в Вас, Джон, отсутствуют оба признака кашерности. А то бы...
Поддержал шутку шуткой. Смеясь, игриво  и хищно щелкнул зубами у самого уха долгожданного гостя, чуть крепче сжал плечо, и слово невзначай коснулся уха губами. Вдохнул запах волос, кожи, едва уловимого парфюма и  тех,  не пахнущих, вездесущих феромонов, притягивающих людей друг к другу похлеще цепей.
Конечно же, почувствовал прикосновение к бедру и  выпустил  из далеко не дружеских объятий. Так медленно, протяжно  выпускают из сцепленных рук партнера по танцу, когда он едва начат, в надежде вновь соединиться руками, губами, бедрами через несколько па.
-Дразните, Джон, дразните...
Он пошел следом за гостем к столу, хотел поухаживать, усадить, но тот решил сам проявить инициативу, и  Соломон не стал мешать. Подал меню, предлагая выбрать горячее,  занял место напротив. На предложение выпить, поинтересовался , что будет гость,  налил вина в его бокал.
-Я с Вашего  разрешения,   продолжу вечер коньяком. С него начал, и не хотел бы понижать градус.
Поднял бокал, встречаясь взглядом с Хулиганом,  и вновь улыбнулся широко, не скрывая своего далеко не целомудренного интереса к гостю. Слова того прозвучали обещанием, что ухаживания замечены и приняты благосклонно. Это не могло не радовать. Чертов стол. Чертов разделяющий стол, уставленный закусками. После таких  намеков первой, и самой естественной мыслью было откинуть все церемонии, встать, подойти, обнять, вжаться губами в губы, вкус которых еще неуловимо помнил на своих. Содрать черный шелк рубашки с плеч. Языком, ладонями почувствовать подвижность, истому мышц на груди, животе. Поймать ртом незащищенную нежность соска. Целовать, мять его,  чувствовать, как голубоглазый отзывается на ласку ответным желанием. Толкнуть животом на узкую кушетку у стены, снять с него брюки, белье,  и...
-За приятное продолжение вечера, мой дорогой... мистер Ривз. За тот поистине счастливый случай, что привел Вас в кафе.
Коньяк мягко обжог небо, похотливыми мыслями выступил легкой испариной на лбу, маслом полил черные, внимательные, не спускаемые с вожделенного объекта, глаза. Конечно же, он хотел. Это было заметно, это было очевидно, да Соломон и скрывал своего желания. Но медлил, давая гостю насытиться угощением, стараясь как-то развлечь байками, расположить к себе хитрого лиса с умопомрачительными глазами.
-В зале молодые люди отмечают мальчишник. Мой племянник, Давид, женится через три дня дня. Ну знаете, как это бывает. Прощание с холостяцкой молодостью, со свободой и прочее, прочее, прочее. А Вы женаты?
Тем временем в зале вновь заиграла музыка , замелькали тени и улыбнувшись вечным звукам, мужчина поднялся. Протянул руку через стол, приглашая опереться о нее.
-Пойдемте, Джон. Пойдемте со мной, потанцуем. Если не умеете, я Вас научу. Это не сложно. Пойдемте, доставьте удовольствие мне и радость жениху.

Гей.
Признание было неожиданным.  Нет, не был Хулиган похож на гея. Вернее говоря, не был похож на классического пидора. Даже если не брать в расчет манерных "феечек", взять просто  гомосексуалистов, все равно что-то с Джоном было не так. Он производил впечатление бисексуала с широким диапазоном дозволенного, лишенного комплексов и ограничений. Впрочем, Соломону -то как раз это было без разницы. Гей, бисексуал, женат, не женат... не все ли равно? Главное, что не убежденный натурал. Последнее, слава Богу, было исключено - не целуются натуралы так жарко с мужчинами, не суют ладонь в ширинку брюк. Не флиртуют так откровенно, задевая в танце то плечом, то бедрами, сверкая бесстыжими глазами. Это заводило, будоражило, насыщало старый, неприхотливый народный танец сексуальностью. Кстати, о музыке и  о танцах. Вот ведь как жизнь устроена. То, над чем он снисходительно, даже пренебрежительно посмеивался  в двадцать,  смотря, как танцуют Хава Нагилу дед, мать , многочисленные родственники на праздниках, свадьбах, помолвках, в сорок стало нравиться, приобрело смысл. Звуки, движения напоминали о корнях, о чем-то древнем, мудром, правильном.
А Джон… Джон снова удивил еврея. Нет, не тем, что пошел танцевать, не тем, как смотрел на незнакомый танец, и даже не тем, как сбивался, без смущения оттаптывая танцующим ноги. Удивил тем, как двигалось его тело. В нем не было неуклюжести первого познания чужеродных движений, не было манекенности. Это как русскому не надо объяснять, как водить хороводы, кавказца учить танцевать лезгинку, афроамериканца хип хоп или свинг, итальянца Pizzicu или тарантеллу . Можно  не знать последовательности движений, путаться в переходах, но тело будет двигаться в правильном ритме , с правильной пластикой. Это в корнях, это в крови.
Звуки музыки стихли, и,  ослабляя на ходу узел галстука, Соломон с улыбкой подошел к своему гостю, приобнял за бедра, уводя в тишину алькова кабинета. В зале становилось слишком шумно. Изрядно подвыпившие парни гоготали, скабрезно шутили в ожидании кульминации любого мальчишка- появлению стриптизерш и проституток. Какой же мальчишник без них, без выпрыгиваний из  торта и прочих незатейливых забав разошедшихся молодых бычков?
Пропустив «танцора» вперед, Соломон прикрыл дверь в общий зал, но не пошел к столу, останавливаясь  при входе.  Развернувшись, оперся  ладонями  о стену по обе стороны плеч в темной рубашке, с улыбкой заглянул в голубые глаза пойманного в объятия лиса
-Вы все больше поражаете меня Джон. Скажите, где вы научились  танцевать Хава Нагилу? И таки не пытайтесь меня убедить, что сейчас вы это делали в первый раз.
Говорил, улыбался, спрашивал одно, но   отяжелевшее толи от танца, толи от желания дыхание, пристальный плотоядный взгляд,  скользящий по лицу, губам, шее, твердил совсем другое
-Я хочу тебя, Джон. Вот дверь, я не запер ее. Тебе стоит  только протянуть руку, открыть, и я, хоть это и в моей власти,  не буду удерживать тебя. Так решай, чего хочешь ты, мой голубоглазый соблазнитель.

-Исторической родины?
Бровь мужчины дернулась, изогнулась, поползла по лбу вверх к лысому черепу, застыв вопросом.
-Так  Вы еврей, Джон?
Вот уж на кого меньше всего походил Хулиган, так это на его соотечественника по материнской линии. Рисунок рта, нос, губы, разрез глаз и их отчаянная голубизна.  Темный шоколад, черный кофе, оливы, зелень с желтизной- вот цвета, которыми чаще всего смотрит на мир богом избранный народ. Нет, бывают, конечно, и  голубоглазые, но достаточно редко, и чаще у восточноевропейских евреев. Он лично встречал лишь одного такого, в далекой, грешной, незабвенной  юности, когда...

В столовой академии было кучно, шумно, смешливо и говорливо. Курсанты толкались, гоготали в голос, шпынялись, обмениваясь "любезностями" в виде подзатыльников, беззлобных пинков, пошловатых шуточек и подколок. Что взять с молодых бычков, с едва начавшими резаться рогами, загнанных в одно стойло? Смех, брыкание, громкое чавканье, шуточки, похвальба и прочие развлечения будущих самцов, оставленных без облагораживающего общества прекрасного пола. Незримая, не официальная,  но четкая иерархия получения "корма", когда сначала к раздаче подходили "дедушки" со старших курсов, уже начавшие приобретать взрослеющую степенность и нерасторопность. Та, правда,  еще не превратилась в полноценный облик, мировосприятие, добротную шкуру. Тоненькая, не загрубевшая пленочка, то и дело лопавшаяся мальчишеским взрывом смеха, выходкой, шалостью. Потом тянулись середнячки, уже успевшие получить хоть какие-то навыки, познавшие нравы и законы Мидраша на первом году обучения. "Молокогубым" первокурсникам доставались котлеты и никем не любимая спаржа.
-Антрекот и пюре.
Соломон стоял, протягивая индивидуальный пластиковый  поднос с порционными выемками дежурному, держащему щипцами последний заветный шмоток мяса, капающий соком и аппетитными запахами. Главное, вовремя подсуетиться, пока  тропой недолго "боя за маленькие радости жизни" успел оттеснить   сокурсников-конкурентов. Мясо уже падало победителю на поднос, как вдруг... Он глазам своим не поверил, когда кусок  плюхнулся на тарелку нахального желторотика. Пальцы свободной руки сжались в кулак на форменном воротнике на загривке первокурсника, сгребли его в тугой ошейник и тряханули, как грушу, зарвавшегося салагу.
-Куда прешь, зонэв не кашерный?
Тряханул, и застыл, пришибленный колотушкой  пронзительно голубых глаз и нахальством  белозубой, сияющей улыбки. Пальцы разжались, выпуская ворот "голливудского" проныры. Из ступора вывел шлепок засушенной, как подошва, котлеты на собственный поднос и зычный голос дежурного - "Следующий!"
-Береги уши, шмок желторотый
Рычание Соломона вслед исчезающему за спинами курсантов воришке слилось с их недвусмысленным  гоготом.

Мимолетное, затертое временем воспоминание мелькнуло, исчезло под ласковым теплом ладони, красноречиво оглаживающей бок.
-Шшшш... хахххх
Разгорающееся желание шумно, по звериному хищно втянуло запахи носом, выдохнуло на чувственность губ на шее, жадно, до боли, до хруста  ребрах, стиснуло талию Джона в объятиях.
-А что он должен сказать, Джон? Он уже взрослый мальчик, и его "детскую психику" давно уже не травмируют мои маленькие забавы вне семейного лона.
В полутьме алькова, в неровном свете свечей он не увидел усмешки, принимая однозначные намеки ответного возбуждения, предложение "пошалить"  за чистую монету. Радовался, предвкушая наслаждение обоюдно желанным соитием, остроту обладания мужчиной, приглянувшегося ему.
Чуть ослабив объятия, лаская бока, он поднялся по телу ладонями к плечам, огладил их, и , как чулок с женской ножки, стал скатывать рубашку с плеч, обнажая грудь, спину, предплечья Хулигана. Медленно, чувственн целуя открывающие участки тела, губами изучая на ощупь выпуклости и впадины, реакции на прикосновения, на влажные ласки языка, острые прихватывания зубами, словно спрашивал - ну же, дай мне понять, как тебе больше нравится. Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. 
Пока не поднялся поцелуями к губам. А нащупав их, прихватил, жадно, плотно, все сильнее углубляя поцелуй. Оттолкнулся спиной от стены, и придерживая партнера за бедра, шаг за шагом, повел к узкой кушетке, как раз и стоявшей в кабинете для таких "шалостей"
- Пойдет, пойдем... намер шели....
Хрипло шепнул, оторвавшись от губ и подталкивая словами скорее преодолеть бесконечные метры до ложа. Снова приник к губам, развязывая на ходу галстук и бросая его тут же, на пол. Еще шаг, стук задетого и упавшего стула, повисший на ножке пиджак. Едва успел придержать под поясницу, когда пятящийся спиной голубоглазый чуть не упал, натолкнувшись на стол. Щелкнул пряжкой ремня, скрипнул молнией брюк, замедлил движение,  давая последним  скатиться к щиколоткам. Переступил через них и дернул ремень на брюках Хулигана.
За стеной же продолжалась гулянка. К разгоряченным мужским голосам добавился игривый женский визг, стук каблучков, "выстрелы" пробок вскрываемого шампанского. Там тоже начинались "шалости"

Столько лет прошло, уже и давно не мальчик, а вот дурость из головы не выветрилась. Настроение, щекочущее глотку смехом, не хуже шампанского в голову било. Подумать только, в каком-то закутке, на тахте, скрипучей как дедов сундук, он собирался самозабвенно трахаться с так и не вылупившимся агентом Моссада!
Пристрелите меня, я совсем спятил!
Прикусив щеку, чтобы не расхохотаться и не напугать этим внезапным приливом эмоций куда как напряженного Соломона, Джон ловко, чай не первый раз, раскатал упругий валик презерватива по члену, сжимая пальцы сильнее, чем того требовала резинка. Да плевать, хоть на помоечном баке! Он давно хотел затащить в постель тогда еще лучшего на курсе стрелка, словно так и не давало ему покоя не только физическое превосходство, но и хороший глазомер. А тут, такая удача, как старый еврей был кобелем, так и остался.
Сжав ладонями плечи мужчины, Джон с хитрой усмешкой приподнялся, рассчитывая вытянуть из бывшего сокурсника душу вместе со спермой, как неожиданный звонок хлестнул по нервам словно плетка. Джон дернулся, словно где-то рядом прозвучали выстрелы и удивленно уставился на Соломона. Надежда, что это телефон хатуль-мадана растаяла как снежинка в Сахаре, без пшика: такую идиотскую мелодию, мог поставить только его студент, с которым последний раз он "рассматривал коллекцию африканских фото".
- Твою ж... - прорычав сквозь зубы, Джон оттолкнулся от груди так и не состоявшегося любовника, подхватил телефон с пола и отойдя на пару шагов, прижал трубку к уху. За весь короткий монолог хастлера, Мардук произнес только одно "да", после чего отключил телефон и разочарованно посмотрел на потухнувший экран.
- Чертовски невовремя... - сдержав малоприятные ругательства на всех языках что помнил, Джон подхватил штаны и, уже одеваясь, коротко пояснил:
- Извини, Соломон, срочные дела! - виновато улыбнувшись, Джон наклонился над сидящим мужчиной, посмотрел ему в глаза, доверительно сообщая:
- Надеюсь это досадное обстоятельство не помешает тебе принять мое приглашение, скажем, на следующей неделе? - коротко поцеловав в губы и не особенно рассчитывая на то, что Соломон проникнется ситуацией, Джон накинул рубашку, еще раз осмотрелся, не забыл ли чего, и уже на пороге, остановился, словно собираясь что-то сказать, но так ни чего и не проронив, ушел не прощаясь.

После столь недвусмысленного обещания убить в случае опоздания, Джон приехал к "Немо" вовремя. Минута в минуту. То ли опасался за свои уши, которые были дороги ему как память, то ли не смог скрыть, что ждал вечера почти как мальчишка первого свидания. Правда в данном случае дело было совсем не в нервах, а в каком-то нездоровом возбуждении, передавшемся как зараза от Соломона. Подумать только, четвертый десяток разменял лысый хитрец, а все шастал кобелем, и ведь не мешала же супружеская жизнь?
О последнем узнанном факте Джон ни чуть не жалел: было в этом что-то увлекательное, на время вытащить из семейных уз женатого мужчину. Пожалуй, от этого словосочетания был еще более пикантный привкус, чем от гуляющей домохозяйки.
Так что подготовка вечера шла примерно с той же усердностью, с которой Джон обычно планировал свои дела.  Отмылся, отчистился от трудового дня, отключил звук на телефоне (что бывало чертовски редко при его то работе) и разве что не зацепил за петлицу дорогого пиджака какой-нибудь яркий цветок, да волосы не намазал бриолином, а так мысленно предвкушал вечер "в очаровательной компании" и намеревался довести его в этот раз до логического конца.
Гостиница уже была забронирована, за стенкой не отплясывала пьяная компания, вышколенный консьерж не посмел бы и усом дернуть,  приди в голову "мистера Ривза" идея нанять голую африканскую одноногую проститутку без передних зубов, а на прикроватном столике лежал заранее заказанный набор для любовных утех, разве что не разделенный по цветам и запахам резиновых изделий.  Так что припарковавшись в этот раз у самого клуба, мужчина позволил себе нахально подмигнуть отражению в зеркале заднего вида: Соломону оставалось только смириться с происходящим, на что правда особого расчета не было.
Когда лысый череп благородно отразил полированной макушкой свет фонаря, Джон сделал над собой величайшее усилие, чтобы только не выйти и не открыть Соломону дверь, впрочем, это удалось сделать и не столь демонстративно, просто перегнувшись через сидение.
- Доброго вечера, господин Фаволоро. Надеюсь, Вы готовы? Карета подана. - смеющийся лукавый взгляд пришлось спешно спрятать, благо шутки шутками, а дергать "кота ученого" за хвост можно было до тех пор, пока этот самый кот не превращался в тигра.
Впрочем, не из-за этой ли опасной сексуальности Соломон так притягивал не только женские взгляды.
- Можете успокоить сопровождение, я собираюсь отвезти Вас в Камею, а утром вернуть сюда же, или куда пожелаете, в целости и сохранности.